Книга дождей

It rains

It rains… Следы от капель на стекле,
Их стук о жесть, о грязный подоконник…
Все за окном в холодной серой мгле
Да у окна – стола прямоугольник.

Так можно от безделья заболеть –
Вторые сутки дождь о чем-то плачет.
Похоже, я к нему попался в сеть,
Но грусть моя здесь ничего не значит.

Il pleut… Пишу я имя на стекле.
Дождю не смыть его и он снаружи злится.
С такой тоски недолго околеть,
Но ничего мне этим не добиться.

Ведь там где ты синеют небеса,
А здесь шумят намокшие берёзы
И плачет дождь, смывая адреса,
Мечты и даты, домыслы и грёзы.

Идут дожди над нашим плоским миром,
Смывая всё, что создано людьми –
Любовь и страх, надежды и кумиров…
Ты не пугайся этого, пойми

Что это вечность над мирком забытым
Шумит, дождями душу теребя.
Её коней отточенным копытом
Следы оставлены и в сердце у тебя…

А дождь идет, смывая всё былое,
Над этим плоским сумрачным мирком.
Ведь догорит свеча пред аналоем,
Никто уже не вспомнит ни о ком.

Но имя на стекле дождю не смыть.
Пусть ты меня давно уже забыла,
Но мне тебя так просто не забыть.
Так лейся ж дождь, смывая всё что было.

Лысьва, август 1989

Друзьям

Табачный дым клубится над столом
И в сумме лет у нас на всех – не так и много.
Скажите, господа, за что мы пьём?
Я позабыл. Простите ради Бога.

Что, тост за мной? Ну что ж, я очень рад.
Быть может, новую я не открою эру,
Пусть наша жизнь – бедлам и маскарад…
Я пью за веру, господа. Я пью за веру.

О чем Вы, право? – скажете вы мне –
Мы веру в Господа по крохам растеряли.
А остальное все – утоплено в вине…
Скажу – едва ли, господа. Скажу – едва ли.

Пусть вера в будущее слабо светит нам
И слабо верится в благие перемены.
А вера в человечество, она…
Не так смешно как грустно, джентльмены.

Едали лучше те, кто здесь сидят
И это помнят оплывающие свечи.
А водка – дрянь, мне вряд ли возразят…
Но господа, не стоит право портить вечер.

Ведь в этом омуте безверья и вранья
Назло судьбе, что подло обобрала
На этом свете есть у нас друзья.
А это, господа, – совсем не мало.

Простит мне Бог, я верю только в вас.
Вы впрочем, это знаете и сами.
Не верю, что Иуда не предаст,
Но верую, что нет его меж нами.

А наша доля – огонёк свечи.
Вон одна оплыла догорая…
Помолчим, господа, помолчим.
И соврём, что об этом не знаем.

Лет через сорок – сорок пять за сим столом
Родных мне лиц найду, увы, не так уж много…
А впрочем, господа, я не о том.
Я захмелел. Простите ради Бога.

Пока мы живы, – прочен наш союз.
Тех, кто оспорит этот факт, – прошу к барьеру.
Пусть многого я этим не добьюсь.
Я пью за веру, господа. Я пью за веру.

февраль 1990

Звёздная ночь

Звёздная ночь, пьяная ночь.
Как бы хотела она мне помочь…
Пальцы мои на твоём плече… Слышишь,
Смолкла гитара, гаснут огни.
Лишь об одном прошу, – не оттолкни,
Дай мне вдохнуть воздух, которым дышишь.

Звёздная ночь, долгая ночь.
Ветром весенним дым гонит прочь…
Ты мне простишь, если я закурю?.. Ладно…
Ты извини, я не готов.
Не нахожу нужных я слов
И не смогу я сегодня сказать о главном.

Звёздная ночь, призрачный сон.
С вишнями тихо шепчется клён
Может о нас, может и нет, знаешь…
Только подольше не уходи.
Я не смогу тебя проводить.
Эту печаль лучше мне скрыть, понимаешь…

10 марта 1990

Я зажигаю свечи

Мне нравятся осенние дожди,
Когда неловко в город входит вечер.
Останься. Непогоду пережди.
Уже темно. Я зажигаю свечи.

Неровно пламя, как дыхание моё,
В твоих глазах и окнах отразилось.
И в целом мире – только мы вдвоём.
С ночным дождём в нас что-то изменилось.

Пригубив горьковатое вино,
Лениво сквозь бокал глядишь на пламя
И шепчет дождь в раскрытое окно
О том, чего не будет между нами.

Ты рядом. В зыбком пламени свечей
Я аромат волос твоих вдыхаю.
И ты сейчас ничья, и я – ничей,
А буду ли твоим, – пока не знаю.

Прошу судьбу я только об одном –
Не уходи. Пока не гаснут свечи.
Пусть вечно дождь колдует за окном.
Мне очень нужен этот тихий вечер.

В твои глаза готов смотреть я день и ночь,
Да вот тебе до этого нет дела.
А утром… вместе с утром ты уйдёшь –
Моя любовь до смерти надоела…

Но я люблю осенний тихий дождь,
Когда неловко в город входит вечер…
Я жду. Ведь ты ко мне ещё придёшь.
Уже темно. Я зажигаю свечи.

март 1990

Танюше

Жить на земле было радостно,
Просто – смеяться и петь.
Как же меня угораздило
Сердцем к тебе прикипеть?..

Знаю, со мной ты расстанешься,
Только спрошу я опять…
Таня, Танюша, Танечка,
Можно мне так тебя звать?

Может, всего я не сделаю
Чтобы быть рядом с тобой.
Ты уж прости неумелого,
Знай только – это любовь.

Льдом заковало проталину.
Ты мне не стала судьбой.
Таня, Татьяна Витальевна,
Грешен я в чём пред тобой?

Небо затянется тучами
И зашаманят дожди…
Что ж ты обоих нас мучаешь –
Всё ведь уже позади.

Но снова в минуту прощания
Тихо спрошу я опять…
Таня, Танюша, Танечка,
Можно мне так тебя звать?

4 июня 1990

Рунемал

Ночь. Пляшет огонь свечи.
Ветер шуршит листвой, в чугунной поёт ограде.
Ты, может в первый раз, так, как теперь, молчишь,
Веря и нет в судьбу и в колдовство «по правде».

Ночь. Строгий проём окна.
Звёздных лучей снова плетёт паутину
Там за окном звёздный паук – Луна
В редких обрывках туч. Призрачная картина.

Ночь. Давних заклятий бред.
Брошены Руны в круг. Клинок обагрился кровью.
Только напрасно это. Холоден глаз твоих свет.
Руны не могут помочь. Пора расставаться с любовью.

Ночь. Я завершил обряд.
Глядя в глаза судьбе. Или тебе, не всё ли…
Знать бы мне это всё годика три назад…
Плата за эту любовь – жертвенной крови поболе.

Ночь. Я тебе всё сказал.
Вот она, жизнь твоя. Против судьбы – кто посмеет?
Верь словам или не верь – честно я Руны читал.
Вырвалось только: «Прости. Но жить без тебя – не сумею»

Ночь. Хлопнула дверь внизу.
Спели в последний раз под каблуком ступени.
В сердце в который раз я пережду грозу
И по углам души закопошатся тени.

Ночь. Силы мне память даёт.
И в круговерти звёзд снова заденет струны.
Давних заклятий бред снова в душе оживёт.
В лунного света круг снова метну я Руны.

9 октября 1990

Летний дождь

Нас летний дождь толкнул друг к другу –
Расставшихся давным-давно.
И под зонтом тебя под руку
Я вел. Куда? Не всё ль равно.

Подруга школьных лет, ты помнишь
Уроки первые любви?
Но те желанья не исполнишь,
Меня, как прежде, не зови.

Ведь было у тебя немало…
А у меня, прости, одна.
Да, и меня судьба достала.
Что? Нет, пока что не жена.

Я говорил, ты – вся вниманье,
Лишь только замедляла шаг.
И удлинял нам расставанье
Намокшей улицы зигзаг.

Вот твой порог. Давненько, знаешь…
Зайдём? С каких же это пор…
Ты что, остаться приглашаешь?
На чай, на долгий разговор…

О чём с тобой мы говорили?..
Не помню. В общем, – ни о чём.
И в том, что в жизни натворили,
Не признавались нипочём.

И ночь замкнулась в круге света.
Диван и лампа. Я и ты.
А дождь шаманил над планетой
И старые будил мечты.

Как сон, как бред, как наважденье
Вкус твоих губ, свет серых глаз
И рук твоих прикосновенье –
Всё, что казалось – не для нас…

Уснула ты – совсем девчонка,
Доверчиво прильнув ко мне.
Храню твой сон как сон ребёнка
Я с совестью наедине.

Ты мне обман прости, родная,
Я не тебя ласкал тогда.
Дождь за окном об этом знает,
Ты – не узнаешь никогда,

Что эта ночь, лишь завершенье
Другой, несбывшейся любви…
А от рассвета нет спасенья.
Всё за окном в его крови.

11 октября 1990, полночь

Свидание

Сквозь матовый туман, неяркий свет,
Сквозь шорох жёлтых листьев под ногами
Шагаю утром в два десятка лет
Спокойными, но быстрыми шагами.

Ворона кружит над своим гнездом,
Безродный кот исчез в дыре забора.
Я всё и всех оставил на потом
Для этого осеннего собора.

А тополя – как шпили куполов
И своды золотые в старом парке.
Мне слышен чистый звон колоколов
В сыром осеннем воздухе нежарком.

Нет, это не тоска. Ещё зимой
Подкатит к сердцу ком после заката
И по снегу я побреду домой…
Нет, в этом ты ничуть не виновата.

Осенний воздух светел, чист и свят.
И струны проводов не тронет ветер…
Вот лист упал. Который год подряд?..
Я не спросил. А он мне не ответил.

Оттенок светлой грусти – не хандра.
А под ногами лист хрустит, ломаясь.
И я иду в сегодня из вчера
Не каясь и почти не сомневаясь.

Куда, зачем сквозь золото листвы?
Я тоже может сразу не отвечу.
И чтоб вопросом не страдали вы,
Я по дороге никого не встречу.

Пусть солнышко уже не горячо,
Я где-то у Днепра дождусь заката.
А утром – снова сумку на плечо…
Я – на свиданье с осенью, ребята.

23 октября 1990

Посвящается А.Н.М.

Полумрак вагона, суета вокзала…
Часа для знакомства нам недоставало.
Только Аня-Анечка, нам ли быть в печали?
Мы всерьёз друг друга не воспринимали.

Перебор гитарный, пальцы на ладах…
Вспомнить бы, о чём же пела ты тогда.
«Yesterday», «Закаты», «Синий Зурбаган», –
Что здесь настоящее? Ведь не всё обман.

Питер-Петербуржище – ты прими меня.
Подари четыре долгих-долгих дня.
Уведи по Невскому, думы теребя…
Я влюбился в город, как хотел – в тебя.

Ты, гранитно-медный, стыло-дождевой,
Вёл меня Фонтанкой, ограждал Невой.
В Александро-Невской, осенясь крестом,
Не просил я счастья, ныне и потом.

Что в тебе – девчонка. Ветер в голове.
Ветер треплет чёлку – ветер на Неве.
Через год забудется имя, а тогда –
Девочка на фото… Мелочь. Ерунда.

Встретимся, не встретимся – всё равно обоим.
Из песка на камне замка не построим…
Только жаль – в вагоне, в суете вокзала
Часа для знакомства нам недоставало.

11 ноября 1990

Наконечному

Вечер. Рисует ветер
Стылый декабрьский сон.
Тихо. Мерцают свечи
Сквозь полумрак окон –

Снег да фонарь. Пороша.
И только память светла.
Помнишь, мы были моложе
И закусив удила

Рвались к любви да счастью.
Нос нам попробуй, утри!..
Но не за окном ненастье.
Видно оно внутри.

Кот возле ног свернулся,
Стол ждёт давно гостей.
Что же ты, друг, вернулся
К старой тревоге своей?

Фонарь на ветру качнулся,
В окне заметалась тень…
Нет, ты не обманулся,
Это ведь твой, Дима, день.

И в двадцать лет или в сорок
И когда заведёшь внучат
Те, кто тебе дорог,
В двери твои постучат.

25 ноября 1990

Серёга

Я брёл сквозь одиночество и дождь.
Куда, зачем? А вам-то что за дело…
Бывает, встречи слишком долго ждёшь,
Когда и жить-то в общем надоело.

Совсем один и к одиночеству привык.
Вдруг встретил возле лужи серой длинной…
Да разве повернётся мой язык
Назвать тебя бесчувственной машиной?

Ты был всегда Серёгой для меня.
Что мне кардан, мосты и передачи…
Когда дают машинам имена,
То это, право, что-нибудь да значит.

Не в сером цвете дело, Серый Брат,
А в том, что были вместе мы когда-то.
Но здесь, Серёга, ты не виноват.
Искать вину придётся нам, ребята.

Найти бы нас… И в тесный круг друзей
Собраться вновь, студенты дорогие.
И сдать тоску осеннюю в музей.
И позабыть, что были мы чужие.

Под мелким серым приторным дождём
С тобой вдвоём, Серёга, время тянем.
И мы отсюда, братец, не уйдём,
Ведь где-то рядом бродит твой хозяин.

И с ним вдвоём… Ах нет, прости, втроём
Мы соберёмся. Где? Не всё равно ли?
Мы тех, кто не забыл, как прежде подождём.
И дверь, назло дождю, к нам в дом откроем.

6 декабря 1990

В память о разговоре с О.В.С.

Я помню третий курс, тебя – ещё девчонку.
И цепкий взгляд смышлёных карих глаз,
А в них – вопрос, понятный и ребёнку.
А я… Я тихо отошёл в сторонку.
Ни да ни нет. И, вроде, – не отказ.

Я был влюблён тогда… Естественно – в другую.
Слегка раскосых глаз хмельное колдовство…
Да и сейчас её во сне целую,
Сквозь сон разлуки я её, земную,
Возвёл на небо светлым божеством.

Был месяц май и в зелени бульваров
Купался город, вымыт и согрет…
Стихи в записке – метод женский старый,
Как наш, мужской, – под окнами с гитарой.
Полупризнанье, полумука, полубред.

Наш разговор – тяжёлый, неумелый,
Ненужный со всех мыслимых сторон.
Когда в разладе ум с душой, а вера с телом,
Зачем брать сердце ручкою несмелой?
Ведь здесь и камень был бы обожжён.

Кем были Вы, о ангел мой хранитель,
Двадцатилетняя спасительница душ?
Напрасен был порыв Ваш, извините.
Вы от любви меня не исцелите.
Я не болезни – исцеления боюсь.

Готов в тебе был, как в вине забыться,
Но оба верили мы в слово «навсегда».
А мне от той любви не исцелиться,
В тебе, как в море, мне не раствориться,
Да и тебе… Такая вот беда.

Ушёл тот май. И курс промчался третий.
И нет уже тебя в моей судьбе.
Зачем я, девочка, тогда тебе ответил,
Что не о нас стихи писались эти,
Ненужные ни мне и ни тебе?..

10 декабря 1990

Не посвящается никому

Короткая встреча, случайная встреча
Без слёз и цветов при прощаньи,
Без памяти об обещаньях,
Что мною давались далече.

День пасмурный был и по солнцу тоскуя
Брели по судьбе, как по улице грязной.
Под холод покоя от мысли напрасной –
«Тебя не люблю и уже не ревную»

Избиты и стиль разговора и темы –
«А тот, вот, женился… А та – замуж вышла…»
Не наша вина, что у нас-то не вышло,
Но время упущено – больше не те мы.

Друг друга с тобой мы вполне убедили,
Что нам на двоих ничего не осталось,
Что двигало нами не чувство, а жалость
И мы никогда, никогда не любили.

Друзьями почти мы с тобою расстались…
Зачем же тогда я пишу эти строки?
Зачем вспоминаю былые дороги?
И в сердце зачем поселилась усталость?..

14 декабря 1990

Солнечный ветер

Солнечный ветер ткал паутину,
Злобы и тьмы разрушая картину.
Всё было просто, всё было вечно –
Солнечный ветер ткал паутину.

Благословен будь, искрящийся ветер,
Давший Её в круговерти заметить.
Всё было просто, всё было вечно –
Благословен будь, искрящийся ветер.

Но на ветру паутина дрожала,
Тонкою нитью два сердца связала.
Всё было просто, всё было вечно –
Но на ветру паутина дрожала.

Только, не выдержав, нить оборвалась
И пустотою в душе отозвалась.
Всё было просто, всё было вечно –
Только, не выдержав, нить оборвалась.

И для других ветер ткал паутину
Щедро бросая мазки на холстину.
Всё было просто, всё было вечно –
И для других ветер ткал паутину.

февраль 1991

Лунный пёс

Весь город сладко спал и видел сны,
Лишь человек и зверь брели в тумане –
Студент с последней «Примою» в кармане,
Да серый пёс в сиянии Луны.

Не бойся, пёс, я тоже одинок
И бить по рёбрам – не в моих привычках…
Куда, скажи, запропастились спички?
А впрочем, кой тебе от них-то прок…

Идёшь за мной? А может – я с тобою.
Ведь я такой же, только чуть поздней.
Я даже помню – в круговерти дней
Блуждал и я собачьей той тропою.

Я – зверь. Ты не смотри, что я в пальто.
Душа у нас одна с тобою, серый.
С одной печалью, болью, грустью, верой…
Ты извини, что я опять «про то»…

Ведь ты поймёшь, как можно жить во имя
Её одной… Постой, не уходи.
Ты, псина, меня строго не суди –
Я отлюбил своё, Бог с нами и… Бог с ними.

Ты знаешь всё и потому молчишь.
И потому в глазах – печали дымка.
А мой мирок – подобье фотоснимка,
Где в серости – лица не разглядишь.

Он плоский – мир из знаков, слов и цифр,
Но в будущее – путь туманный долог.
Пусть я астролог, слабый, но астролог,
Не понял до конца я жизни шифр.

Не веришь? Зря. Кому, если не мне,
С таким хозяином двенадцатого дома?..
Зеваешь? Всё тебе давно знакомо
И стеллиум с Селеной – не в цене.

Тебе квинтиль и секстиль – всё едино,
Ты всё познал, что должно знать.
Постой, я так хочу тебя понять,
Ведь мы с тобой так похожи, псина.

Груз прошлых жизней на плечах лежит.
Зачем живу, люблю зачем, страдаю?
Ведь проще жить, я это точно знаю,
Собакой, что у ног моих дрожит.

Пойдём, бродяга, нас не ждут уж дома,
Нас некому согреть и накормить.
Но некого и незачем винить.
Пойдём со мной, всё будет по-другому…

Так шли сквозь грязь, туман дорог и лет
Подвыпивший двадцатилетний старец
И Лунный Пёс – серебряный скиталец,
А сквозь туман струился лунный свет.

февраль 1991

Колдунья (подражание)

Далеко-далеко, где в снегах похоронены вёсны,
Где рассвет, как стекло, и на тысячи вёрст – тишина,
Где как стражи зимы – молчаливые кедры и сосны.
Молодая колдунья чего-то ждала у окна.

В двадцать лет двадцать зим ей открыли немалые знанья.
И пусть вьюга два раза стучала колдунье в окно,
Она знала – так нужно, ведь выпало ей ожиданье.
И последнее чудо. Последнее. Только одно.

Только б не опоздать! Сколько лет отпустила ей вьюга?
Третий стук есьм предел. Словно ржавые гвозди во гроб.
Выход только один из запрета извечного круга.
Выход есть! Но зачем пробегает по коже озноб?

Всё свершилось зимой, впрочем, лета здесь и не бывало…
Слабо тронула дверь и упала к порогу рука.
И она поняла, что его дождалась и узнала,
Не узнав, что не к ней он шагал сквозь снега и века.

Отогрела. Спасла. Отпоила отварами тайны,
Тайны и тишины этих строгих снегов и болот.
Он метался в бреду. Грезил будущим, нынешним, давним,
Но болезнь отступила. Всему на Земле есть черёд.

Есть черёд уходить. Так – чтоб более не возвращаться.
Он котомку собрал. Звал его непроторенный путь.
И она поняла, что ему не судьба здесь остаться.
Поцелуй на губах – вот и всё. И его не вернуть.

Кто поймёт, что творилось, что гибло в душе у колдуньи,
Если в женских сердцах разобраться, увы, не дано.
Проще звёзды читать или тропки собольи да куньи,
Чем прочесть этот взгляд, устремлённый в слепое окно.

Она многое знала. И то, что его – не дождутся.
Что задача его – не сто вёрст и не двести пути.
Она знала и то, что все тонкие ниточки – рвутся.
И что к сердцу закрытому трудно дорогу найти.

Пожелала ему, шевеля еле слышно губами,
Чтоб он счастье нашел, чтоб не сгинул на долгом пути.
Но тропинку в тайге заносили метели снегами
И она поняла, что до цели ему не дойти.

Захотелось вернуть. Захотелось любовью наполнить
Его долгие ночи и снежные, краткие дни.
Только сжалось сердечко – нельзя. Никогда не исполнить.
Против воли его не засветятся счастья огни.

Не посмела вернуть и в пути пособить не посмела.
Острый нож в сердце Той захотелось вонзить…
Ну, а он – уходил. Глупость или всё-таки смелость?
И зачем безнадёжно Господь разрешает любить?..

А колдунья в лесу не расслышала третьего стука,
Что отмерил ей срок, положивши предел ворожбе.
Замерла у окна. Губы сжав, не издала ни звука.
Только слёзы в глазах – память о непрожитой судьбе.

Он дошёл. Дошагал. Он в глаза заглянул дорогие.
Но в ответ – ничего… ничего… ничего… ничего.
Не расслышал он слов: мол, давно мы с тобою чужие…
Просто лёг отдохнуть. И трава проросла сквозь него.

18 марта 1991

Незнакомка

Это было давно, это было всегда –
Убегающих дней ключевая вода
Сохранит только то, что забыть невозможно.
Есть ли разница – вторник, суббота, среда?
Тихо в вечность течёт осторожно
Убегающих дней ключевая вода –
Это было давно, это было всегда.

Ночь, троллейбус, окно, за окном фонари –
Несгоревшие искры вечерней зари.
И как в зеркале лунном – лица отраженье,
Затаённая грусть… Не тревожься, замри –
Неподвижности знак в заоконном движеньи –
Несгоревшие искры вечерней зари –
Ночь, троллейбус, окно, – за окном фонари.

Отраженье твоё среди звёздных морей…
В одиночестве зыбком его пожалей,
Сохрани эту грусть, непрожитые грёзы.
Среди мятых, залитых вином скатертей
Чистоту сохрани и улыбку сквозь слёзы.
В одиночестве зыбком его пожалей –
Отраженье твоё среди звёздных морей

Это было давно, это было всегда –
Убегающих дней ключевая вода
Никогда не признает своё пораженье.
Фонари за окном догорят без следа,
Но останется в сердце твоё отраженье,
Убегающих дней ключевая вода…
Это было давно, это будет всегда.

апрель 1991

Чумацкий шлях

Спадёт волна, накатится другая,
Но мне под рокот мерный не уснуть.
Чумацкий шлях, как стрелка часовая
Отмерил мне под небом этим путь.

Отмерил мне минуты встреч с тобой.
И звёзд песок звенит, стекая в чашу.
И глуп и невозможен смертный бой –
Мне не с кем биться за любовь за нашу.

Шесть тысяч звёзд и дюжина планет
Судьбу вбивают в рамки гороскопа,
Где выхода из круга знаков нет,
А смерть – щелчок железный автостопа.

Всё как вчера, как завтра – сотни лет.
А всё что будет – было… было… было…
И ужаса прощаний больше нет.
Ты в будущем давно меня забыла.

Взошла Луна, холодный сея свет.
Так было день за днём и век за веком.
И жизнь за жизнью мириады лет,
Когда я ещё не был человеком.

Не разорвать смертей, рождений нить,
Где волчий вой сменяет вой собаки.
О Господи, как хочется повыть!..
Но кулаки сжимаются для драки.

26 августа 1991

Ещё раз о дожде

И снова тёплый дождь стучит по стёклам.
Сижу у станционного окна.
Промокшая платформа мне видна…
Да капель стук, да зелень листьев мокрых.

Я о дожде пишу не в первый раз.
Мы с ним друзья или враги – не знаю.
Он разделяет, он соединяет,
Но, в целом, дела нет ему до нас.

Я не о том дожде, что смоет пыль
С плиты замшелой на моей могиле…
Я жив. И этот факт пока что в силе,
Хоть не пойму где небыль, а где быль.

Шёл дождь, когда я потерял покой,
Искал Её во сне, в бреду и в яви…
Лишь шум дождя всё по местам расставил.
Стук капель, двери, лёгких каблучков…

Я помню всё – и боль и пустоту
И одиночества тоскливые мотивы…
Осенние дожди всегда красивы,
Но кто оценит эту красоту?..

А помнишь ночь и тихий плеск волны?
Как ждали мы туманного рассвета…
Сквозь тёплый дождь я вижу наше лето…
Мне этот дождь оставил только сны.

Я верую, что дождь сметёт листву
Опавшую потоками тугими,
Поможет нам с тобою стать другими,
Напоит пожелтевшую траву…

Тогда ты вспомнишь обо мне опять,
Но телефон… оставь его в покое.
Мне не звони, я двери сам открою.
Я не затем нашёл, чтоб потерять.

28 июля 1991

Прощание

Лохмотьев туч рисунок рваный
Прорезан полною луной.
Так поздно, что наверно, рано…
Мы обогнали дождь ночной.

Залита светом заоконным
Спит девушка – одна на всех в купе…
Как ненавижу я плацкартные вагоны,
Как презираю ездящих в «СВ»…

Мне поезда – привычная обитель,
Чужих вокзалов шум и толчея.
Я в этом городе отнюдь не победитель –
Без денег, без друзей и без жилья.

В свет жёлтый полуночных светофоров
Вхожу как в позабытый божий храм.
Устал я от сомнений, клятв и споров
И верю, что здесь места нет дождям.

Дожди остались где ветра и осень,
В том городе, где не был я давно.
Где робкий взгляд калина как-то бросит
На в спешке не закрытое окно.

Дожди мои следы к тебе смывали.
Я их теперь оставил позади.
Услышишь обо мне теперь едва ли
И поздравлений к праздникам не жди.

Но корни не пущу я здесь, поверь мне,
Вся вера в постоянство есть обман.
В который раз чужою хлопну дверью
Когда спадёт на улицы туман?..

Я от дождей бегу – не убегаю.
Я память убиваю – не убить.
Я сам есьм дождь. Я это точно знаю.
Но каплями – двух судеб мне не сшить.

Весенним ливнем в жизнь твою ворваться
Не смог – и ухожу за горизонт.
Омыть от грязи душу я старался,
Но ты всегда с собой носила зонт…

А всё же, тесен мир, – вернусь когда-то
В тот город, где калина за окном.
Где что-то душу рвёт, а что-то свято –
Вернусь не человеком, но дождём.

Что ж, вот она, минута нашей встречи.
Плыл над крестами колокольный звон.
Я каплями упал к тебе на плечи,
А ты впервые не раскрыла зонт.

Слеза смешалась с каплей дождевою.
Не плачь, не надо, – я так не хочу.
Я по-собачьи больше не завою.
И по-людски уже не закричу.

Мои друзья останутся с тобою,
Помянут водкой душу беглеца…
А мне свой путь неяркою звездою
Вершить во имя Сына и Отца.

10 сентября 1991

Опавший лист

Молиться не умел и разучился.
Быть может, невозможного хочу…
Я жить устал. Я умереть решился,
Но это не под силу палачу.

Воскресну ли из мёртвых, я не знаю.
Крест над Голгофой вижу наяву.
Мой Боже, я тебя не проклинаю,
Но в смерти не тебя я призову.

Тот не распят, кого распяли люди,
Тот не герой, кто сам себя распял.
Коль Бог простил, то люди пусть осудят…
А лист осенний мне в окно стучал.

Ты, Боже, заваривший эту кашу,
Я пламени хочу, а не вина.
Не проноси же мимо эту чашу…
Что ж не даётся в руки мне она?

Огонь всему конец в золе положит,
А ветер пепел бросит в горечь дня.
Но ты, Христе Иисусе, сыне Божий,
Не милуй многогрешного меня.

Не славы в смерти жду, не воскресенья,
Не нужен, пусть терновый, но венец.
Не нужен рай, не нужно всепрощенье.
Я смерти жду, пойми меня, Отец.

Опавший лист дождём стучится в окна.
Свинец воды, заброшенный причал…
Забытый мячик под забором мокнет…
Изыди! Я тебя не призывал.

Тебя не звал отрекшийся от Бога.
Ты князь теней, но нет теней в ночи.
Возникши здесь, у моего порога,
Меня в своих рядах ты не ищи.

Ты думал, в мире нет пути иного –
Иль ты иль Бог, другого не дано.
Не понял ты меня, хоть знаешь много…
А мне осенний лист стучал в окно.

Листом опавшим пролечу сквозь время.
Ни дьяволу, ни Богу, ни себе.
Я не хочу ни с этими, ни с теми.
Я крест поставил на своей судьбе.

Лишь об одном прошу, – не вознесите
Вы этот крест. И нимб мне ни к чему.
Вы у листа летящего спросите.
Но вряд ли он ответит почему.

21 октября 1991

Последнему пророку

Как мне назвать тебя, последний Будда,
Явившийся напрасно нас спасти?
Свой гонорар уже пропил Иуда
И ясно виден крест в конце пути.

Не нужен труб господних голос медный,
А нужно жизнь как поле перейти.
Как страшно знать, что ты пришёл последним
И что неотвратим конец пути.

Зачем, Христос, ты вновь восстал из праха?
Здесь некого и незачем спасать.
Каиффа снова вышел на гаввафу
И, как всегда, намерен обвинять.

Пришёл ты слишком поздно, о Майтрейя,
Тебя, увы, немногие поймут.
Толпа от скотской жизни сатанеет,
Но мудрецы с тобою не пойдут.

Они в соблазнах мелочных погрязли,
Презрев полёт опавшего листа.
Мужи науки – сплетни, склоки, дрязги.
И им не жаль распятого Христа.

Взывай к морским волнам, к камням в пустыне,
Но места в душах люда тебе нет.
О, Саошьянт, не нужен ты отныне
Как бесполезен праху звёздный свет.

Ты не войдёшь, о Кришна, в долю нашу.
И не твоя здесь, Господи, вина.
Пусть выльет седьмой ангел свою чашу
И да вкусим мы горечи сполна.

Не тех спасай, пророк, чьё сердце пусто,
Кто, приодевшись в Божий храм идёт.
Ты тех возьми с собою, Заратустра,
Кто милости твоей уже не ждёт.

Спаси себя. От рук в крови по локоть,
От липких слов, от копоти свечей.
Пусть четырёх коней раздастся топот
И над Землёй начнётся пир мечей.

Подумай, Машиах, к чему всё это –
Спасать и сеять зёрна от плевел?
Ведь боли нет, когда не станет Света,
А всем путям положен свой предел.

Но ты придёшь и возопишь в пустыне.
И лишь двенадцать за тобой пойдут.
Но предопределённое – не сдвинешь.
И в точный час начнётся Страшный Суд.

Как ты устал, неся в себе столетья,
Наш детский лепет, Иисус, прости…
Как страшно знать, что ты пришёл последним
И что неотвратим конец пути.

26 октября 1991

Ещё не погибшему другу

Бой будет завтра, – а пока
Плащи свои дырявые латаем.
Зажав в сухой ладони горсть песка
Во сне своих любимых обнимаем.

Мы их не звали, хоть гостям всегда
Сердца и двери настежь открывали.
Но для врагов есть путь один сюда –
Белеть костьми на этом перевале.

Бой будет завтра, – а пока
Ворон уже кружит над нами стая.
А я с товарищем, присев у костерка,
Груз памяти своей перебираю.

Не обещаю первым быть –
Уж больно много обещало,
Но постараюсь день прожить,
Чтоб нелюдей немного меньше стало.

Я не клянусь прийти живым
С победой к той, что всех дороже.
Хочу и в смерти нужным быть живым,
А перед смертью – Смерти плюнуть в рожу.

Бой будет завтра, – а сейчас
Я книгу звёзд раскрытую листаю.
Что будет завтра вижу без прикрас,
Страницы судеб ясно различая.

Товарищ мой – не первый, не второй,
Но не последний – в этом-то и дело.
Он в первый раз идёт на смертный бой
И жить ему пока не надоело.

Бой будет завтра, – а пока
Не щурясь, прямо он глядит на пламя.
В моей руке лежит его рука,
Не зная, что не сядет завтра с нами.

Он не узнает, что разбив врага,
Его схоронят тихо после сечи.
Он не урвал куска от пирога.
И не нужны ему прощанья речи.

Я пареньку тому в отцы гожусь.
Ничем не лучше, пусть ничем не хуже.
И разница вся в том, что я вернусь,
Хоть нужен он живым, а я – не нужен.

Бой будет завтра – что с того?
Его стрелу не отвести мне… Боже,
Возьми меня, возьми вместо него…
Зачем Ты есть, коль даже этого не можешь?

Сейчас он весел, юн и рвётся в бой,
Не зная как судьбина повернётся.
Чего же стоим, Боже, мы с тобой,
Ежели он к невесте не вернётся?

Бой будет завтра – будет смертный бой.
Лучи рассвета кровью нас коснутся.
Пусть не виновны, Боже, мы с тобой –
Я не прощу себе, что смел вернуться.

Я не прощу, пусть не в чем нас прощать.
Я чист пред ним и сердцем и рукой…
Прошу рассвет немного подождать.
Он жив ещё, а завтра – будет бой.

ноябрь 1991

Маринке в день двадцатилетия

Ты снова ждёшь зимою – лета,
А летом снега хочется душе…
Надеешься и ждёшь, хотя уже
Давно вопросы остаются без ответа.

Недолго ждать, зима придёт опять,
Снежинки вновь волос твоих коснутся,
На День рожденья гости соберутся…
Но только одного ты будешь ждать.

Всё сбудется, Марина, ты поверь.
Ты подожди, хоть ждать уже устала.
Ты снова по шагам его узнала.
И снова до звонка откроешь дверь.

Всё – к лучшему. Кристально чистый снег
Забинтовал дворов и улиц раны.
И не нужны материки и страны.
И даже время замедляет бег…

26 декабря 1991

Светлане

Опять в бесплодных поисках мечты
Я изгнан прочь. Я наг и безоружен.
Здесь не помогут слёзы и цветы.
Я нужен был. А вот теперь – не нужен.

Ночная мгла поглотит мир теней.
Печаль свою не выплеснуть наружу.
Плывут в глазах иголки фонарей,
Чтоб не колоть изорванную душу.

Прости, что был всё время не с тобой,
За то, что не тебе я улыбался,
За твой, похожий на тюрьму покой…
Прости, что я в себе не разобрался.

Я снова здесь, у твоего порога.
Дай Бог опять тебя не потерять.
Я знаю, примешь ты меня любого,
Но я не стану это проверять.

Теперь мы снова вместе, ты и я.
И как бы колесу не повернуться,
Мне не нужны далёкие края,
Какое счастье в дом родной вернуться.

Ты тоже жить устала не любя.
Доверчивая, милая, родная.
Я столько долгих лет искал тебя…
Не бойся, я тебя не потеряю.

29 декабря 1991

Две любви

Всё тот же дождь, всё те же вишни,
Всё те же жёлтые огни.
Стук двух сердец – шагов не слышно.
И в этом доме мы одни.

Да, ты не первая, ты знаешь.
За то, что первый – я, прости.
Той искорке, что не сгорает,
Позволь сегодня расцвести.

Груз ожиданий многолетний
И спешка наша – не беда,
Ведь первая любовь с последней
Соединились навсегда.

Любовь последняя скупая
И первый цвет девичьих грёз.
Любимая моя, родная…
Не нужно крови алых роз.

Всё будет тихо, тише вздоха,
Лишь двух сердец колокола…
Как до тебя мне было плохо.
А ты – как без меня жила?..

Не нужно слов – глаза всё знают.
Все наши речи – ни о чём.
Иди ко мне… Секунды тают…
Слова здесь больше – ни при чём.

21 июня 1992

Ерунда

Всё – ерунда, всё в нашей жизни – ерунда.
А что до нас – мы разлетелись кто куда.
Пусть не по городам, но по квартирам,
А это – дальше чем по городам.

Всё – ерунда, маразм и дребедень.
Так почему так короток мой день?
Всё ближе от получки до получки
И год – не год, а выцветшая тень.

Никто из нас не постарел пока.
Так почему дрожит моя рука,
Когда стремлюсь в помехах телефонных
Дождаться запоздалого звонка?

Всё – ерунда, и дружба наша – ерунда,
Коль с прошлым мы расстались без стыда.
Как здорово собраться нам всем вместе…
Да видно не придется никогда.

30 октября 1994

Полночь

Полночь. Курю на крыльце.
Светит звезда сквозь листву.
В сером нелепом кольце
Все эти дни я живу.

Брошу окурок во тьму,
Дверь не спешу закрывать…
Трудно, с натугой пойму –
Некого мне больше ждать.

Я не засну до утра.
Душно и пусто. Тоска…
Завтрашний день – жара.
Не полотно – три мазка.

Полночь. Часы в тиши:
Маятник – гвозди в гроб.
Сумрак больной души
Жгущий горячий лоб…

Заполночь. Жду тебя.
Утро. И снова жду.
Мне не уйти от себя
В липком табачном бреду.

Верю, услышу шаги.
Слышу твой смех наяву…
Полночь. Не видно ни зги.
Только звезда сквозь листву.

26 июля 1997